За время изгнания Джон Коннингтон так и не привык к Вольным Городам. Специфические устои и традиции, образ жизни местного населения, религия, причудливые наряды, режущие глаз яркостью и неуместной помпезностью... Если с этими нюансами ещё можно было как-то справиться, попросту закрыть на них глаза, абстрагироваться, то навязчиво-жаркий, удушающий климат превращал существование в выживание. Разного рода летучие и ползучие твари, ежедневно досаждающие болезненными укусами, подливали масла в огонь раздражения, давненько бушующий на душе у Грифа. Причиной тому служили не только физические и нравственно-этические аспекты, а по большей части моральные: Коннингтону попросту надоело выслушивать бесконечные наставления Вариса и Иллирио, двух закадычных друзей, возомнивших себя серыми кардиналами. Нет, Джон не умолял их заслуг – мало кто может столь виртуозно проворачивать грандиозные аферы, водить за нос высокопоставленных особ и добывать важнейшую информацию буквально по крупицам. Ясное дело, полный объем сведений, принесенных на крылышках пташек Вариса, докладывался Мопатису без утайки, а Коннингтону и Леморе излагали лишь то, что им положено знать. Фактически, наставники Эйгона жили по указке, словно марионетки в руках опытного кукловода – Иллирио решал, куда им идти, с кем идти, зачем идти, Иллирио составлял планы и вырабатывал общую стратегию поведения.
Определенно стоило вдоволь напиться из чаши унижения, чтобы скрываться на проклятой Ройне будто последняя крыса, дожидаясь, когда же толстяк Мопатис милостиво разрешит выпустить Эйгона в свет. Принимать подачки. Цеплять на себя опротивевшую личину Грифа, мутного типа без прошлого. Да в пекло мои собственные амбиции, гораздо противнее наблюдать, как из самого Эйгона пытаются сотворить попрошайку типа Визериса. Смешно подумать – явиться на поклон к Дейнерис, дабы отчаянно пытаться завоевать её расположение, уверить в необходимости создания союза. Хоть магистр и обладает достаточными знаниями об истинном положении вещей, он не учитывает особенностей характера того или иного человека. В Дейнерис Иллирио не разглядел настоящую королеву, способную вести за собой, внушающую надежду на светлое будущее, а банально списал Бурерожденную со счетов, уготовив скорую смерть среди бескрайнего Травяного Моря.
Коннингтон не раз задумывался над тем, почему Мопатис и Варис проявляют такое участие в судьбе Эйгона, которому будет весьма сложно доказать свою принадлежность к династии Таргариенов, но вместе с этим, прохладно относятся к Визерису и Дени, чье происхождение сомнений не вызывает. Вестеросские лорды, искушенные в вопросах интриг и заговоров, вряд ли поведутся на душещипательную историю о принце из вонючей канавы, им понадобятся гораздо более весомые аргументы. Вне всякого сомнения, одним из подобных аргументов могла бы стать Дейнерис с драконами. Или без драконов. Так почему же Иллирио выдал её замуж за дикаря и обрек на опасные скитания? Таргариен далеко не наивная дура, она прекрасно поняла, что магистр желал ей чего угодно, но только не блага, и если вдруг он посмеет предпринять лицемерную попытку реабилитироваться, то самое меньшее, что его ждет – огонь громадных ящеров. 
Правитель должен смело идти вперед, а не отсиживаться в зарослях тростника, полагаясь на некие силы извне. Смело обозначать свою позицию. Не пасовать перед лицом опасности, но и не рисковать без надобности. Прослывешь тираном – не жди снисхождения и понимания своего народа, при любом удобном случае недовольные поднимут бунт. Прослывешь мягкотелым – окружающие сядут тебе на шею. Ну а ежели прослывешь простофилей… то даже Семеро не помогут. Важно найти тех, кому ты сможешь доверять, но и им не выдавать всех планов. Я ежедневно пытаюсь втолковать Эйгону сии истины, хотя теория – ничто без практики, мальчик обязан научиться жить своей головой. А как он выработает навыки самостоятельности, когда мы с Леморой опекаем его, будто пятилетнего несмышленыша? Пора дать ему шанс показать себя, да и нам самим начать действовать – хватит слепо плясать под дудку Мопатиса, мелодия больно приелась. Нужно не ждать возможности для наступления, а творить её самим, прощупывать почву, узнавать, что у людей на уме, чем они довольны, чем недовольны, чего бы хотели. Мне безумно повезло, ведь Лемора придерживается аналогичных взглядов и не желает оставаться в стороне, вкушая велеречивые россказни магистра.
Нынче ночью, дождавшись, пока все лишние уши уснут спокойным сном вместе со своими обладателями, Гриф и Лемора условились встретиться недалеко от лагеря, дабы обсудить, что же будет дальше. Кого в ближайшем будущем ждет путешествие, а кто продолжит приглядывать за Эйгоном, готовя мальчика к исполнению его предназначения. Возможно, такая конспирация выглядела несколько несправедливо по отношению к Ролли и Халдону, но ничего не попишешь – некоторые замыслы должны быть надежно укрыты завесой тайны ото всех, кроме своих создателей. 

Всем в этом мире нужны друзья. Не мимолетные знакомые, не лизоблюды, готовые продаться за гроши, не идейные последователи, слишком часто меняющие своё мировоззрение – сегодня их вдохновитель ты, а завтра кто-то другой. Нет, именно друзья. Союз, скрепленный духовным единством, не опороченный ревностью, завистью, соперничеством и прочими низменными пороками. По сути, всё просто. Цени то, что имеешь, не разменивайся по пустякам, не следуй зову коварных голосов, стремящихся завести тебя в непроходимое болото, сотканное изо лжи и обмана. Держись того, кто рядом и тогда даже самая невыполнимая задача увенчается успехом. Джон действительно считал Лемору своим другом, восхищался её острым умом и самоотверженностью, умением не пасовать перед обстоятельствами, не убегать от трудностей, но встречать жизненные передряги во всеоружии. В Леморе Джон был непоколебимо уверен. Именно поэтому ему совершенно не хотелось раскрывать свои замыслы Ролли и Халдону – первый, простой как топор, мог ненароком разболтать ценную информацию заинтересованным лицам. Что до второго… Сам не зная почему, Коннингтон подсознательно ждал от Полумейстера некоего вероломства, хотя тот ни разу не давал и малейшего повода думать подобным образом.
– Доброй ночи, Лемора. Полагаю, ты догадываешься о содержании грядущей полуночной беседы, – говоря вполголоса, Гриф настороженно озирался по сторонам, ведь никогда нельзя быть уверенным в том, что во тьме не кроются незримые враги, жаждущие любой ценой получить не предназначенные для них сведения и использовать узнанное в угоду себе. – Нынешнее положение дел буквально требует решительных действий, но мы слепы, а наш поводырь – опытный лжец, съевший сотню собак на скользком ремесле обмана. Тебе не кажется, будто настала пора открыть глаза?
Интересно знать, так ли радужны перспективы, как описывает их Мопатис? Ежели бы было доподлинно известно, что за Узким Морем у Таргариенов ещё есть авторитетные, способные на весомую поддержку друзья, то ради чего, во имя Семерых, мы торчим на опостылевшей Ройне? Роберт мертв, над Вестеросом нависла чёрная туча войны, мнимые короли рвут государство на части, словно стая обезумевших собак, в которой каждый стремится заполучить кусок повкуснее. Самый момент воспользоваться смутой и заявить о себе. Я больше, чем уверен – окружение Джоффри составляют сплошные льстецы да дураки. Одни исходят из страха за свои ничтожные задницы, другие – по причине собственного скудоумия да ведомости; по большому счёту, всем им было глубоко наплевать, кто занимает трон, только бы сохранить занимаемую ячейку в обществе, определенные гарантии на привилегии. Они предадут мальчишку в тот самый момент, когда станет очевидно, что противостояние грозит обернуться поражением львино-оленьей шайки. Вполне закономерно – жалкие трусы и расчётливые стервецы всегда принимают позицию потенциального победителя, пусть подобное поведение и безнравственно.
– Да, Золотые Мечи хороши, но они – наемники, влекомые вожделенной наживой, и огромной идейности в их порывах искать не приходится. К превеликому сожалению, мне ничего не остаётся, кроме как проконстатировать весьма досадный факт – Иллирио методично кормит нас завтраками и пичкает россказнями о каких-то там эфемерных возможностях, но пока ещё в наших силах воплотить эти возможности в реальность, – чуть помедлив, Джон продолжил, – Мартеллы. Они – твои сюзерены, это раз. Они жаждут отмщения чудовищной смерти Элии и Рейнис – это два. Если в словах Мопатиса присутствовала ничтожная толика правды, то именно Мартеллы ратуют за возвращение Таргариенов на престол. Так может все-таки стоит рискнуть и проверить сию теорию?
Существуй у меня хоть мизерный намек на выбор, я ни за какие сокровища древней Валирии не отпустил бы Лемору в Дорн одну. А тем времнем жизнь диктует свои правила – нас лишь двое, мы не располагаем шпионами по всему Вестеросу, у нас нет внушительных богатств, нет земель, нет влияния. Зато мы вырастили настоящего короля, законного наследника Железного Трона… это бесценно. Сколько ещё испытаний нам предстоит преодолеть? И преодолеем ли мы их… Иногда я завидую тем, на чьих плечах не лежит груза ответственности – безусловно, мы не выбираем свою судьбу, а лишь идём по намеченному богами пути, но что сами боги знают о бытии на земле?

Отредактировано Jon Connington (4 Сен 2014 05:03:06)

– Следуя твоей логике, наша грандиозная миссия изначально обречена на оглушительный провал, ведь Эйгон Таргариен уже семнадцать лет считается мертвым, а слово мертвеца – лишь крик в пустоту.
Зарево пожара на темном фоне сгустившихся сумерек, отчаянные людские крики, лязг мечей, суровые и недоброжелательные лица солдат, каждой своею чертой выражающие готовность убивать всех, кто окажется на их дороге… Джон никак не мог избавиться от ужаса Колокольной Битвы, являвшегося к нему всякий раз, когда он закрывал глаза и проваливался в цепкие объятия сна, насквозь пропитанного страхом и чувством несмываемого позора. Навязчивые разрозненные видения не отпускали Коннингтона с того момента, как он бежал из Каменной Септы с остатками королевской армии – поверженный, не оправдавший возложенных надежд амбициозный юнец, возомнивший себя опытным полководцем и тонким стратегом. Тайвин Ланнистер был абсолютно прав – горячность вкупе с максималистскими представлениями о чести сыграли против Джона, а пламенное желание чистой победы и вовсе ослепило его. Да, он хотел, чтобы им восхищались. Он хотел, чтобы величие дома Коннингтонов снова и снова воспевалось в веках. Он хотел, наконец, услышать из уст Рейгара заслуженную похвалу и благодарность.
Быть может, я навсегда потерял доверие общества, возможно, я пал в глазах слишком многих, разочаровал тех, кто видел во мне некий идеал, сотканный из обрывков ветхих легенд и существующий лишь в воображении. Когда-то меня необычайно волновало стороннее мнение, действительно заботило то, какое впечатление я произвожу на окружающих… Дурак, кичившийся неким мнимым превосходством, в один миг обернувшимся унижением.
Оглядываясь в прошлое, Джон никогда бы не смог предположить, что ему захочется стать именно тем, кто, повинуясь зову гордыни, возглавит эпохальный поход за головой Роберта Баратеона. Сейчас, спустя время, это казалось абсурдным и произошедшим будто бы не с ним. Но, тем не менее, из песни слов не выкинешь – прошлое всегда будет с нами, без него невозможно грядущее. Остается только смириться с фатальными ошибками и оставить их позади, или существовать дальше, коротая дни в скорби и смиренно ожидать заката жизни.
Виню ли я кого-либо в произошедшем со мной? Нет, только себя. Память медленно сглаживает все острые углы, сейчас произошедшее вспоминается мне дурным мороком, ставшим по нелепой случайности явью. Но как, как же я мог предать лучшего друга, как я мог быть таким легкомысленным, так опрометчиво подходить к столь серьёзному мероприятию? Возможно, Рейгар и простил мне предательство, но себе мне его не простить никогда. Поставить на кон будущее некогда могущественной династии… а ради чего? Ради собственного эгоизма и воплощения жалкой попытки стать кем-то более значимым? Глупец.
После изгнания было сложно начинать всё заново. Возводить хрупкие строения на руинах души. Искать ту путеводную нить, что вела бы вперед, озаряла своим теплым светом в моменты печали, наполняла бытие смыслом. Этой самой нитью и стал Эйгон, ворвавшийся в судьбу Джона словно посланник Семерых – и ныне Коннингтон, извлекший массу уроков из личных ошибок, жаждал сделать всё возможное и невозможное ради мальчика. Ради мальчика и воспоминаний о его отце, достойнейшем из рода Таргариенов, чей образ навеки запечатлен в сердце Грифа.
– Я не стану увещевать тебя в острой необходимости сих мер, Лемора. Думаю, ты и сама отчетливо осознаешь, насколько зыбки обещания Иллирио, насколько иллюзорны наши представления о Вестеросе, насколько мы зависим от поставляемой Варисом информации. Право выбора целиком и полностью за тобой, действие или молчаливое бездействие – решайся, – всё, точка. Хватит разговоров, и так сказано уже более чем предостаточно, а сколько елея влито в уши – целый караван боевых слонов не увезет. Если септа всё же откажется от поездки в Семь Королевств, Джону ничего не останется, кроме как поехать самому – а в этом случае склонить лордов на свою сторону будет гораздо сложнее. Кто такие Коннингтоны по сравнению с Дейнами? Малоизвестный полузабытый дом под покровительством Баратеонов. Баратеонов, венценосных оленей, важно восседающих на Железном Троне, вероломно отнятом у драконов. Плохое начало для восстановления справедливости, не так ли?
– На рассвете я хочу услышать ответ. Тщательно обдуманный, взвешенный и сознательный. Удачи.